Конкурс

 

                                                                            1                                                 

    

   Было утро. Солнце едва взошло и с каждой минутой поднималось всё выше, освещая и нагревая  землю. На небе не было ни облачка. Стояла тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом листьев.

    Вороны сидели на ветке  и переговаривались между собой.

- Чудесное утро сегодня, давно такого не было! - каркнул один из них.

- На душе так хорошо, что даже петь хочется! -  каркнул другой.

- А что нам может помешать?  Мы в своём лесу живём, - поддержали их  птицы. -  Давайте споём что-нибудь хором!

- Отличная идея! - согласился ворон. - А что будем петь?

- Конечно, нашу любимую, - закаркали разом птицы и дружно «запели».

   Ну, как могут петь вороны?! Они ведь в консерватории не учились и природного таланта не имели. Они просто громко каркали невпопад и на разные лады. Шум поднялся невообразимый! На весь лес. Такой, что дятел, у которого совсем не было слуха, спрятался в дупле. Он что-то сказал, но из-за вороньего гама его никто не услышал. Вскоре и другие птицы попрятались в гнёзда, но и там их доставал вороний «концерт». Даже их родственница сорока отчаянно вертела головой, как будто хотела вытрясти неприятный шум.  Но хуже всех было певчим птицам, особенно соловью.

- Я больше не выдержу этой пытки, - отчаянно щебетал он, - сделайте что-нибудь, умоляю! Я могу потерять слух.

Но и его тоже никто не услышал.

   А вороны самозабвенно продолжали своё «пение». И чем громче они «пели», тем большее удовольствие получали.

Ворон подбадривал хор.

- А ну-ка, грянем погромче, друзья, да подружнее, чтобы весь лес услышал! - надрывался он изо всех сил.

  «Может быть, у них что-то стряслось, - подумала сорока, - и они зовут на помощь? Слетаю, посмотрю, всё-таки родственники».

 И она полетела.

Тем временем, вороны продолжали свой «концерт». Одна «песня» сменяла другую, но «музыка» оставалась прежней. Увидев прилетевшую сороку, кто-то радостно каркнул: «Нашего полку прибыло! - и предложил ей: «Подпевай, свояченица!» Но сорока замахала крыльями.

- Я-то подумала, у вас что-то случилось, - сказала она, - такой переполох на весь лес устроили. Все птицы в гнёзда попрятались.

- Ничего не случилось, - ответили ей, - просто душа поёт, вот и всё!

- Да вы хоть о других-то немного подумайте, - сказала сорока, - я, родственница, и то не выдерживаю. А как быть чужим, например, соловью? Лес-то общий для всех.

- Если кому-то не нравится наше пенье, пусть летят в консерваторию, - засмеялись вороны. - А мы поём от души, по-простому, как умеем.

- Это вы так думаете, что умеете, - сказала сорока, - а на самом деле вы просто кричите, как будто конец света настал. Это я вам по-родственному скажу, уж не обижайтесь!

- А кто же, по-твоему, умеет петь? - спросили вороны.

- В нашем лесу, например, иволга красиво поёт, трясогузка, скворец, синица, - стала перечислять сорока, - а уж соловей - тот просто заливается, не хочешь, а заслушаешься.

- А, по-нашему, жидковато они  все поют, - заявили вороны.

- Да вы из-за своего карканья ничего другого и услышать не можете, - сказала сорока, - а помолчали бы и послушали  внимательно, да сравнили, то вам бы красота, может,  и открылась.

- Ну, зови своего соловья, - согласились вороны, - и мы от себя тоже певца выставим. Устроим конкурс, посмотрим, кто кого перепоёт.

   Полетела сорока за соловьём, всё ему рассказала, а он ни в какую на такой конкурс не соглашается.

Сначала вообще рассмеялся от её предложения.

- Да как же я с ними соревноваться буду, - сказал он, - они ведь  петь совсем не умеют!

- А ты и покажи, как нужно, - убеждала сорока, - может быть, что-нибудь и поймут.

- Да если узнают, что соловей с воронами в пении состязался, то меня все знатоки засмеют, и слушать никогда не будут, - отговаривался он.

Но сорока была птица умная и подошла с другой стороны.

- А если узнают, что ты отказался от конкурса, - предупредила она, - то пойдёт молва, что ты потерял голос и даже ворон боишься. Вот и подумай сам!

- Твоя взяла, - согласился соловей, - только моё условие: петь будем вечером в роще у ручья. Я начинаю первым, а то после них я глохну и могу сфальшивить.

- Тут уж первое  слово за тобой, - согласилась сорока, - как скажешь, так и будет.

- И ещё одно, - сказал соловей, - кто проиграет, тот больше не имеет права петь в лесу. А то совсем житья не стало.

- Вот это правильно! - обрадовалась сорока. - Тебе за это весь лес спасибо скажет. А то ведь всех уже достало их пенье!

   Полетела она к воронам и передала условия соловья.

- Ну, вечером так вечером, нам всё равно - согласились они. - Наверно, после нашего концерта у него духа не хватает. Пусть отойдёт немного. А мы пока подумаем, кого со своей стороны выставить.

   Сорока улетела, а вороны стали спорить, кого выбрать. Долго спорили, пока один не сказал:

- Да из нас любой сможет соловья перещеголять, только каркнет один раз, он с ветки свалится и лапки кверху. Вот и весь конкурс!

Это всех убедило, и спор прекратился.

А сорока  облетела весь лес и пригласила птиц на прослушивание.

- Дело серьёзное, - убеждала она, - давно уже пора выяснить, где пение, а где простое карканье.

Птицы сказали, что обязательно прилетят. Только кукушку и дятла пришлось уговаривать.

- А что тут выяснять? - удивилась кукушка. - Пение это, когда раздаётся «Ку-ку!», а все слушают с замиранием сердца, и считают, сколько раз я прокукую.

- Это больше на урок арифметики похоже, - сказала сорока.

- Пение - это, когда  слышишь «Тук-тук!», - заявил дятел.

- Но ведь это просто шум от работы, - возразила сорока, - а пение это совсем другое.

- Чем же оно отличается от нашего? - спросили уязвлённые дятел и кукушка. -  У каждого своя песня.

- А вы прилетайте, тогда и услышите, - пообещала сорока.

На том и порешили: отложить спор до вечера.

 

                                                                           2

    В назначенное время  птицы слетелись в рощу у ручья и расположились на ветвях деревьев. Прилетел даже старый филин.

- Не понимаю, что тут выяснять, - ухнул он, - и без конкурса ясно, что соловей поёт, а ворон может только каркать. Я прилетел послушать  соловья.

   Соловей сидел на одном дереве, укрытый листвой, а вороны на другом. Он готовился к выступлению, тихонько посвистывая вполголоса, а вороны, заранее уверенные в победе, болтали между собой и посмеивались над ним: «Даже жаль его! Ну да сам напросился. В другой раз  будет наука!»

- Начинаем! - объявила сорока. - Первым выступает соловей.

Филин ухнул и захлопал крыльями, его поддержали остальные птицы.

     Соловей перелетел на другую ветку, глубоко вдохнул и начал. Сначала пение было как будто неуверенным. Казалось, что он настраивается. Но с каждым новым коленом, а их у него было сорок, оно  набирало силу. Соловей уже поборол волнение и пел свободно, всей душой. Звуки были разные: и свистовые, и щёлкающие и рокочущие,  и все они переходили в трели, которым, казалось, не будет конца. О чём он пел? Он и сам не ответил бы точно на этот вопрос. Можно сказать, что он пел о жизни. О её радостях и печалях, которые суждены каждому. И песня его отзывалась в душах птиц. А он всё пел и пел, не в силах остановиться, пока не взял самую высокую ноту, и силы не оставили его.

    Когда он окончил, какое-то время в роще стояла благоговейная тишина, которая была нарушена дружным и нарастающим шелестом хлопающих крыльев. Это слушатели благодарили своего певца, давая ему понять, что он тронул их до глубины души.

Первым заговорил филин.

- Вот это я и называю настоящим пеньем. Оно идёт из сердца в сердце.  Это великий дар! И объяснить его невозможно, его можно только почувствовать. А всё остальное - просто сотрясение воздуха, -  и  добавил, -  и обсуждать тут нечего. Пусть уж другие не обижаются на меня.

Сказав это, старый филин взмахнул крыльями и улетел.

- А теперь со своим номером выступит представитель ворон! - объявила  сорока. -  Прошу!

   Воцарилось молчание. Никто из ворон даже не шелохнулся. Они сидели, низко опустив головы. Во время пения соловья они сначала почти не слушали его, но постепенно оно увлекало их всё больше и больше, и они не пропустили ни одного колена, ни одной трели. И сравнивая своё однообразное карканье с пеньем соловья,  им было стыдно и страшно перед слушателями. Наконец, старый ворон прервал затянувшееся молчание.

- Конечно, у нас  нет соловьиного слуха, это ясно, - каркнул он, - но никто не скажет, что мы, вороны, дураки. А состязаться с соловьём это была бы полная глупость. Поэтому мы признаём его победу и поздравляем его. И впредь обещаем устраивать свои концерты не в лесу, а в открытом  поле.

Вся стая ворон согласно закивала головами и захлопала крыльями. Каркать после пения соловья они не хотели, и не могли.

   Соловей всё это время сидел на ветке укрытый густой листвой, обессиленный и грустный. Успех не радовал его. Он даже не думал о нём.

Там сорока и нашла певца.

- Что с  тобой,  -  спросила она, - ты как будто не рад своей победе?

- Мне кажется, - признался соловей, - что я больше никогда не смогу так петь. Мне кажется, что сегодня я пел в последний раз.

- Но ты всегда так говоришь после концерта, - напомнила сорока.

- Это потому, что я каждый раз пою, как будто в последний, - признался он.

- Я уверена, - сказала сорока, - что все настоящие певцы так чувствуют. Это потому, что во время выступления вы полностью выкладываетесь. И я уверена, что мы ещё не раз услышим твоё пение. С победой!

- А тебе, правда, понравилось? - неуверенно спросил соловей.

- Нет, - ответила сорока, - мне не понравилось. Я была просто потрясена и вороны, кстати, тоже. И до них, наконец-то, дошло. Настоящее всегда потрясает. И как это у тебя так получается?

- Не знаю, - ответил соловей.

   С тех пор в лесу все замолкали, едва соловей начинал своё пение. Хуже него петь было стыдно, а лучше ни у кого не получалось. «Вот, поди ж ты, - удивлялись все, - такая неказистая серенькая птичка, а всех перещеголяла!! И откуда что берётся?»

   А вороны, когда хотели «попеть», то улетали в поля, подальше от леса и там отводили душу.